Татьяна Красноруцкая: искусство, всеросс и гейм-дизайн
Татьяна Красноруцкая, преподавательница кафедры искусства, стала частью команды АПО практически с момента её основания. Ещё раньше началось её детское увлечение искусством и олимпиадный путь. Какие открытия ждут на нём даже спустя 10 лет — Татьяна рассказала в нашем интервью.
Расскажите про свой путь в искусстве — с чего началось увлечение?
Всё началось в детсадовском возрасте. В Пушкинском музее была изостудия, что-то вроде КЮИ (клуба юных искусствоведов) для самых маленьких. Нас водили по музею, рассказывали про экспонаты, а потом мы приходили в мастерскую и рисовали то, что увидели. Я помню, как рисовала египетскую погребальную маску и дерево в духе «Сосны Берто» Поля Синьяка. После первого класса я перестала туда ходить и много лет не была в ГМИИ им. Пушкина, но эти занятия вспоминаю с нежностью до сих пор. Не знаю, существует ли студия сейчас, но я благодарна за этот опыт.
Что дал вам опыт участия в олимпиадах? Что он значил тогда и сейчас?
У меня было шесть всеросов: три по русскому языку и три по МХК. В первый раз я не знала, что прошла на всеросс — не знала даже, что он существует! Я была очень удивлена, когда мне позвонила незнакомая женщина и очень строго спросила, почему я не хожу на занятия сборной и собираюсь ли вообще ехать. Оказалось, мне не приходили письма из-за какой-то ошибки, и меня потеряли.
Для меня обе сборные были как Хогвартс: всё было новым и чудесным, даже к знакомым вещам применялись незнакомые подходы. Я поняла, как много не знаю, и мне хотелось узнавать больше. Другие олимпиадники для меня были всеведущими небожителями, и я старалась учиться у них. Мне казалось, что я прошла на всероссы совершенно случайно: у меня были какие-то последние места в призёрских списках, и никто, в том числе я сама, от меня ничего не ждал. В тот год я взяла дипломы призёра по МХК и победителя по русскому языку и не собиралась останавливаться на достигнутом.
Для меня олимпиады — это целый жизненный этап, в котором были взлёты и падения. Я проводила много времени на занятиях в ЦПМ, и они были настоящим открытием. Я встретилась с потрясающими людьми, с которыми мы до сих пор дружим; целых шесть раз пережила недели жуткого напряжения, и это отразилось на моём здоровье. После каждого успеха всё сильнее становился страх неудачи. Я пропускала важные куски школьной программы, но зато впервые узнала, как выглядит наука. Денежный приз за всеросс тогда был намного меньше, но это были мои первые заработанные деньги. Благодаря олимпиадным знаниям я легко сдала вступительный экзамен в университет, хотя была уверена, что это невозможно.
Как вы стали преподавателем АПО?
Меня позвали преподавать знакомые из сборной по русскому языку. АПО тогда не исполнилось ещё и года, организация активно развивалась. Сначала я преподавала на кафедре русского языка, вела циклические курсы. Мне нравилось, но я чувствовала, что преподаватели-студенты филфаков лучше справятся с этим предметом. Примерно через год мне написали с кафедры МХК, и я перешла туда.
Как вы изменились в роли преподавателя за время работы?
Начиная, я почти не отличалась от своих учеников. Будучи вчерашней выпускницей, я отлично помнила школьную жизнь, выглядела младше своих лет и строила диалог с группой на равных. Я в большей степени старалась быть опытным товарищем, чем учителем, и для меня было важно показать, что учебный процесс может отличаться от школьного. Если коротко, я хотела «передать по наследству» олимпиадные знания и делать это так, чтобы всем было прикольно.
Со временем я стала больше следить за тем, чтобы «прикольность» перешла в «понятность». Готовясь, я трачу много времени, чтобы сделать структуру материала максимально простой. В первую очередь, я хочу, чтобы у учеников появились не знания, а навык анализа. Думаю, мои пары стали чуть более занудными: я шучу меньше, чем раньше, и даю больше домашки!
Вредный совет: как не нужно преподавать искусство?
У меня есть вредный совет эпического уровня. Чтобы стать худшим преподавателем искусства, нужно любоваться собой.
Вам не нужны планы занятий — есть сияющий поток ваших мыслей. Скажите пару общих фраз, чтобы разогреться, а дальше ведите учеников туда, куда вас ведут случайные ассоциации и воспоминания. Нужно купаться в лучах своего интеллектуального превосходства, строить витиеватые фразы, а все иностранные термины произносить с акцентом. Вы специалист и имеете право не снисходить до тех, кто не потрудился заранее узнать основы.
Представьте, что вы описываете прекрасный дворец. Говорите об утончённой дворцовой жизни и прекрасных видах из окон. То, что у дворца есть фундамент, стены и крыша, говорить не надо: это само собой разумеется, и надо лишь уметь читать между строк.
Вы также готовите участников сборной команды Москвы к заключительному этапу ВсОШ. Чем отличается подготовка сборной от других курсов?
Средний уровень подготовки у участников сборной намного выше обычного. Но в группе обязательно будут и те, кто выучил всю Википедию, и девятиклассники-новички, которые прошли отбор за счёт общей эрудиции и смекалки (лично я была именно такой). Кто-то ходит на все занятия каждый год и просто повторяет давно знакомый материал, а кто-то пытается понять, как из твоих слов и слов другого преподавателя сложить единую картину.
Чем ближе заключительный этап, тем нужнее становится психологическая поддержка. Я рассказываю истории об олимпиадах, чтобы новичков меньше пугала неизвестность, и делюсь опытом, как справиться с паникой. Это важная составляющая работы в сборной — я отлично помню собственные переживания.
Помимо искусства вы увлекаетесь гейм-дизайном. Как это увлечение связано с основной специальностью?
У меня самая связанная с искусством работа в геймдеве — я концепт- и 2D-художник, рисую персонажей и локации для игр. Моя область в индустрии — это скорее про дизайн, чем про живопись, и я делаю открытия, когда работаю.
Мой бэкграунд, искусствоведение, очень необычный, в основном в эту профессию приходят из других областей. Поэтому у меня есть преимущество, когда нужно нарисовать что-то на историческую тематику или придумать, где найти вдохновение.
С другой стороны, художественная практика заставляет меня другими глазами смотреть на картины. Многие стили, которые мне раньше были неинтересны, теперь обретают ценность и смысл. Я намного лучше понимаю техническую сторону дела и могу больше рассказать о том, почему этот художник был так крут, что его запихнули в учебники по истории искусства.